20 мая 2013 | Город и мы | Просмотров: 53,847
Судмедэксперт: профессия, о которой не мечтают
Что люди никогда не перестанут делать? Рождаться, есть, пить, болеть и умирать. Так что вакантные места всегда найдутся в больнице, общепите и… в морге. Присутствовать при рождении новой жизни — миссия благородная, а вот иметь дело со смертью? Не каждой зачатой клетке дано появиться на свет, но каждый, кто родился, рано или поздно умрет. Почему-то к патологоанатомам и судмедэкспертам относятся настороженно: женщины брезгливо поджимают губы, мужчины, узнав, что их собеседник препарирует трупы, слегка увеличат дистанцию.
…Морг. Длинные коридоры, молчаливые санитары, железный стол посреди большого квадратного помещения, на столе — благородно-бледное тело в синеватом свете лампы. Но ожидания не оправдались: санитары оказались красивыми и веселыми, а вместо лампы — солнечный свет из окон.
Уверенно шагая по коридору, я ощутила первый омерзительный толчок испуга и оглянулась, осознав, что только что прошла между двумя каталками, на которых лежали трупы. Они были еще в одежде, и казалось, что даже ткань умерла вместе с ними и мгновенно истлела. Восковые фигуры не самого талантливого скульптора, пожалуй, больше похожи на людей, чем два этих тела в неестественных позах и со страшными лицами. На них не застывает страдание, боль, испуг — на них нет ничего, абсолютно ничего.
Секционная оказалась небольшим помещением, где по разные стороны от входа стояли два специальных железных стола. Ближе к окнам сидела приятная темноглазая девушка и записывала все, что диктовал судмедэксперт. Столы были заняты, работа шла полным ходом: высокий санитар отпиливал трупу грудину, переговариваясь то со своим коллегой, то с медсестрой. «Стойте-стойте, вы же сейчас сломаете!», — хотелось крикнуть, когда он сильной рукой дернул на себя ребро покойника. В первые минуты в голове все как будто вывернулось, и никак не получалось понять, что здесь все-таки происходит. На столах лежали два тела с провалами вместо груди и живота.
Я почувствовала слабость в руках и очень боялась выпустить на пол свой чистенький блокнот. И этот запах… Сладковатый вязкий запах. Он был везде. Казалось, он медленно затекает мне в нос и рот и остается внутри. Я цедила воздух через зубы, как через фильтр. Эдуард Егорович, дежурный судмедэксперт, понимающе взглянул на меня и дал медицинскую маску: «От запаха не спасет, но психологически помогает». Он оказался прав. Халат, шапочка и маска позволили отгородиться от всего происходящего, и я перестала бояться, что что-то необъяснимое и страшное попадет в меня через рот.
Судмедэксперт приступил к работе, попутно поясняя свои действия: «Вскрытие обычно происходит по методике Шора: через срединный разрез с отделением грудины извлекается весь органокомплекс от языка до прямой кишки». Затем судмедэксперт тщательно изучает каждый орган, описывает повреждения и производит забор проб для дальнейшего гистологического и химического анализа. Образцы тканей складываются в цветные пузатенькие баночки, точь-в-точь как из-под бальзама для волос. Михаил Григорьевич уточнил, что химический анализ — метод, характерный для судебно-медицинской экспертизы, патологоанатомы этого обычно не проделывают.
— А чем еще судмедэксперты отличается патологоанатомов? — уточнила я.
— Наше главное отличие — в задачах. В патанатомии важно определить, правильно ли человека лечили, поэтому трупы туда поступают в основном из больницы. А мы выявляем признаки насильственной смерти. К примеру, шел человек по улице, упал и умер. А отчего он упал? Вдруг его отравили? В РБ все, кто умирают вне больницы, подлежат судебно-медицинскому вскрытию. Из больницы к нам привозят трупы только в двух случаях: если больной умер до постановки диагноза или если родственники находят основания для жалоб.
— Как-то к нам даже бабушка с 1918 года поступила с подозрением на насильственную смерть! — прокомментировал высокий санитар, на секунду оторвавшись от работы.
Психологи любят прихвастнуть, что человек для них — распахнутая книга, и используют всяческие ухищрения, чтобы эту «книгу» прочитать. Судмедэксперт и мертвеца «прочитать» умудряется — снял с человеческой головы скальп, распилил череп, вынул мозг, нарезал его «листочками» — и вот он, так называемый в профессиональной лексике, «метод раскрытой книги».
При вскрытии становится очевидно и понятно все то, что в школе пытался вдолбить учитель биологии. Странное дело, но от Эдуарда Егоровича я узнала много нового не только об анатомии, но и о происхождении некоторых слов. Если этимология названия «двенадцатиперстная кишка» более-менее просматривается по аналогии со старославянским «персты»- пальцы, то о какой-то «дуральной оболочке», в которой лежит наш мозг, я и понятия не имела. Судмедэксперт шутя предположил, что это название пошло от привычного нам ругательства «дура», что с латыни переводится как «твердая». Так может, «дураки» вовсе не виноваты в том, что не могут демонстрировать большие умственные способности? Просто оболочка у них такая твердая, что из мозга мысль никак не выпускает.
Атмосфера в секционной стояла на удивление дружелюбная. Судмедэксперт сосредоточенно изучал повреждения, санитар, зажав в зубах сигарету, подготавливал следующий труп к вскрытию. Медсестры с волосами, тщательно спрятанными под шапочку, даже на такой работе умудрялись сохранять женскую мягкость и послушно выполняли все поручения судмедэксперта. Время от времени в секционной переговаривались и шутили. Разумеется, не потому, что было так весело. Просто эти «циничные шуточки» помогают живым людям держаться на почтительном расстоянии от смерти, тогда как соприкасаться с ней приходится в прямом смысле этого слова.
Пришло время исследовать сердце умершего. Эдуард Егорович сделал несколько надрезов и раскрыл орган. Мне, конечно, его вид ни о чем не говорил, но судмедэксперт указал на темно-красный участок сердечной мышцы: «Скорее всего, мы с вами видим свежий инфаркт», — сказал он.
Казалось, что больше всего места в органокомплексе занимают легкие. Глядя на них, вспомнились развешанные по школьным коридорам плакаты о вреде курения. Как правило, на одной половинке ватмана рисовали здоровое легкое, а на другой — изуродованный черный мешочек. Даже на младшеклашек эти рисунки не производили особого впечатления: «Подумаешь, наплескали тут черной краски, что за враки»! Прямо передо мной лежали легкие, все в каких-то черных пятнах. Эдуард Егорович сказал, что состояние у них вполне сносное, да и оформители плакатов, скорее всего, видели легкие курильщика на каком-то другом плакате, а не на секционном столе. Так что школьникам достается вполне щадящая картинка действительности.
Внимание судмедэксперта не обошло ни один орган, каждый из которых хранил свои тайны. Адреналин! Чтобы это волшебное вещество, щекотящее нервы, поступило нам в кровь, порой приходится рисковать жизнью: подниматься в горы, прыгать с парашютом. Реклама обещает более легкий путь — купить модный энергетический коктейль. И вот судмедэксперт надрезает и показывает мне надпочечник — кладовую адреналина. Ощущения полета, скорости — все они в этой желто-коричневой железе.
Длинными ножницами судмедэксперт вскрыл желудок и со всей уверенностью заявил: «О, лекарств наглотался». Я наклонилась над столом, чтобы заглянуть в желудок, но ничего похожего на таблетки там не увидела. Эдуард Егорович продолжал воспроизводить картину произошедшего: «Человеку стало плохо, он почувствовал боль в сердце, испугался, выпил валидол…» Я вопрошающе взглянула на эксперта, все еще не понимая, на чем основываются его предположения. Он чуть разочарованно, но все так же терпеливо стал пояснять: «Ну как же, когда я вскрыл желудок, появился запах валидола. Такой специфический аптечный запах. Неужто вы не чувствуете?!» Принюхиваться мне совсем не хотелось, но как только я подумала о лекарствах, валидол прямо-таки ударил в нос, проявившись среди прочих липких запахов. Вот уж не приходило в голову, что, вскрывая труп, приходится подключать еще и обоняние! Судмедэксперт будто решает ребус из молчаливого человеческого тела. В этот момент он напомнил мне Шерлока Холмса, который по кучке пепла сумел установить преступника.
— Рост, запишите, 176, волосы седые, сантиметров 6 длиной, а зубы… О! Зубы по последнему слову техники — металлокерамика, — диктует медсестре судмедэксперт, с силой раскрывая трупу рот.
У трупа на соседнем столе примерно такой же рост, волосы даже темнее, а на весь рот — один зуб. Высокий санитар сказал, что этот, второй — бомж.
Быть может, седой мужчина, умерший от инфаркта, был уважаемым человеком и каждое утро спешил на работу и пропускал троллейбусы, чтобы на бегу не растерять своей солидности. А может, он ездил на машине, уверенно откинувшись на спинку сиденья. А потом, по словам очевидцев, «скоропостижно умер». Глядя на это окоченевшее тело, почти невозможно представить выражение его лица, его улыбку или нахмуренные брови. Даже морщин, кажется, нет. У бомжа не нашлось ни зубов, ни очевидцев. Но так ли сейчас важно, кто из них ездил на иномарке, а кто ходил пешком? Двое бывших людей из двух никогда не пересекающихся реальностей лежат в двух метрах друг от друга. Первый раз они так близко. И какая, в сущности, разница между двумя бело-желтыми трупами, вскрытыми по Шору? Никакой.
После всех манипуляций санитар, знающий свое дело, возвращал развороченному телу человеческий облик. Скальп натягивался обратно и закреплялся незаметными швами где-то на затылке, так, что лицо становилось даже моложе. Все внутренности вместе с мозгом закладывались в живот, грудину возвращали на привычное место, и санитар, быстро орудуя иглой, крупными стежками сметывал кожу.
Собранный труп лежал на железном столе, весь перемазанный кровью. В таком виде людей точно не хоронят. Я подумала, что сейчас бравые парни-санитары подхватят труп и понесут в специальную ванну, и уже с ужасом представила, что им придется прижаться к мертвецу всем телом. Но все оказалось удобней и проще. Стол, на котором лежал труп, под небольшим уклоном переходил в раковину. Санитар подсоединил шланг, включил прохладную воду и принялся энергично натирать тело щеткой, какой обычно моют ванну.
Дело было сделано, у судмедэксперта появился небольшой перерыв. Мы перешли в «комнату отдыха», служившую одновременно раздевалкой и кухней. За стеллажами кто-то из работников включил телевизор, мы расположились у двери за письменным столом.
Надо сказать, что многие из вопросов, тщательно продуманных мною заранее, казались смешными и неуместными после посещения секционной. Я судорожно перекраивала все в своей голове, хотя вместо вопросов там все еще были странные лица и костяные руки, свисающие с каталки.
— Не вызывают удивления мечты стать космонавтом, врачом, военным. Но неужели кто-то мечтает вскрывать трупы?
— Если честно, так сложилось из-за распределения. Но интерес к работе я почувствовал сразу. Все мальчишки, наверное, хотят быть исследователями. Человек всегда хочет знать истину. Истину хотя бы о причине смерти.
— В русском языке существительное «труп» — неодушевленное, а вот «покойника» почему-то принято одушевлять. Кто для вас эти неживые тела? Это бывшие люди или просто материал для работы?
— Материал для работы, — однозначно ответил судмедэксперт. — Это правило, которое нам четко объяснили с первого дня. Это и помогает работать, по-другому, наверное, было бы сложно, — грустно усмехнулся Эдуард Егорович.
— Вы согласны с тем, что бояться нужно не мертвых, а живых, все-таки с ними вам тоже приходится работать?
— Конечно! С утра приходила дама, покусанная собакой. Так наша медсестра сказала, что на месте собаки тоже бы ее куснула. Уж очень нервная! — покачал головой Эдуард Егорович и продолжил уже серьезнее. — Бывает, не убьют, а просто побьют, кости сломают. Таких мы осматриваем на предмет телесных повреждений. Если били несколько человек, то уже сложнее. Мы определяем тяжесть каждого повреждения, а потом уж следственным путем устанавливают, что один, например, сзади в затылок ударил, а другие только кровоподтеки и ссадины оставили. С живыми у нас такая задача.
Принято считать, что судьба людей, имеющих отношение к преступлению, решается не иначе как в суде. Но сначала картину происшедшего реконструируют перед следователями судмедэксперты.
— А к кому вы все-таки ближе, к врачам или к милиционерам?
— Конечно же, к врачам, — удивился Эдуард Егорович моему непониманию. — А насчет милиционеров — отношения между следователями и экспертами были совсем другие. Раньше мы были в одной упряжке. Сейчас я многих и не знаю — рассказал, что мне положено по закону, и точка!
— Существует множество анекдотов о патологоанатомах, которые на животе у трупа расстилают салфеточку и нарезают колбасу. Так ли это?
— Не буду наговаривать, но эти анекдоты, порой, основаны на реальных событиях. Обойдемся без фамилий, — прищурился Эдуард Егорович,- но некоторые эксперты в секционной принимали пищу. Но на самом деле это не правило, а исключение! — строго сказал судмедэксперт и проследил, чтобы я записала.
— А в вашем морге ходят какие-нибудь слухи о призраках? — полюбопытствовала я.
— Вера в призраков — это от неуверенности в своих знаниях. Она и побуждает нас верить во что угодно. Я замечаю, что многие шутки воспринимаются людьми очень серьезно. Был такой случай… Рано утром, еще не рассвело, мы выехали в Партизанский район. На лавочке был найден труп мужчины. В области шеи у него обнаружили две точечные ранки с потеками крови. Объяснить это сходу я не мог и решил пошутить. С серьезным выражением лица сказал, что такое явление уже встречалось в моей практике и это не что иное, как укус вампира. Следователи и все, кто там присутствовал, приняли это за чистую монету. Неожиданно для меня на несколько минут повисла пауза, люди посмотрели на небо, почему-то решив, что вампиры непременно должны летать… И тут я понял, что шутка была воспринята очень серьезно, — вздохнул Эдуард Егорович.
— Больше 15 лет работая судмедэкспертом, вы стали проще относиться к смерти?
Эдуард Егорович задумался.
— Наверное, я больше стал ценить жизнь.
Пожалуй, когда трупов на работе больше, чем коллег, жизнь начинает казаться чем-то сродни чуду. Ты не разделяешь людей на бедных и богатых, красивых и некрасивых, они все становятся равноценны — они из мира «живых». В этом холодном помещении ты ощущаешь невероятную тягу ко всему живому, любой ценой хочешь объединиться с людьми, чтобы оттолкнуть от себя все мертвое куда-нибудь в параллельную реальность. Тогда все «разочаровавшиеся в жизни» кажутся самонадеянными безумцами. Откуда только берется у них бесстыдство вызывать смерть на очную ставку?! Кто-то, возомнив себя птицей, шагает в окно, кто-то затягивает петлю на шее, оставив на видном месте свое прощальное письмо этому несовершенному миру. И, конечно же, перед тем, как покончить с собой, этот «потерявший надежду» обязательно примет душ и наденет парадную рубашку. Как это, должно быть, трагично и торжественно! Бледное страдальческое лицо, отрешенный взгляд и бесконечное раскаяние близких в том, что они позволили такому случиться. Это своего рода эстетство, принятое в современном искусстве — «красное на белом», как струйки крови на белой эмали ванны. Но смерть не бывает красивой. Красивым человека делает только жизнь. Смерть — это не Болконский под небом Аустерлица, это не человек, который «просто уснул», как показывают в кино. С последним вздохом лицо теряет всякое выражение, теряет мысль. Человек все еще сохраняет свой внешний облик, но меньше всего он похож на человека. Да и мыться «самурай» зря старался, он же не подозревал, что «контрастный душ» предстоит принять на секционном столе. Правда, перед этим ему еще хорошенько заглянут в «непонятую душу», разворотив все от подбородка до паха. И, пожалуй, взглянув хоть раз на отекшее бледно-желтое тело, каждый непризнанный и отвергнутый еще тысячу раз подумает, прежде чем добровольно отправить себя на этот железный стол. Увидев смерть без грима, вряд ли кто-то сможет отдавать себе отчет не просто в том, что готов умереть, а в том, что готов стать «таким» — тяжелым, бессильным, отвратительным — никаким.
— Мы часто видим свиные туши и коровьи головы в мясных рядах, и это не кажется нам чем-то из ряда вон выходящим. Но почему появляется страх при виде мертвого человека?
— Вот для меня, как для врача, страх в том, что я могу заразиться. Есть же куча всяких болезней. И когда я иду на вскрытие, никогда не знаю, с чем столкнусь. К нам как-то поступил мужчина, который работал при церкви. Казалось бы, человек правильную жизнь вел, а когда анализы пришли, так у него и СПИД, и сифилис, и все остальное нашли. Я был ошарашен. Поэтому любой мертвый объект представляет опасность. Да и заболевания многие передаются воздушно-капельным путем, а ты все равно этим дышишь…
— А мертвые люди сами по себе вас вообще не пугают?!
— С самого начала было, да. Чуждо ведь человеку все это видеть… Я даже помню, как первый раз дотронулся через перчатку до трупа — какой он оказался холодный…
— Долго не проходил этот страх?
— А вы знаете, может, он до конца и не прошел. Где-то он есть до сих пор. Я каждый раз иду на работу и мечтаю, чтобы у меня сегодня не было вскрытия. Наверное, не очень все это мне по душе.
К этому нельзя привыкнуть. Можно попытаться посмотреть на свою работу сквозь призму цинизма и обыденности, но каждый раз это прыжок с парашютом. И хоть ты прыгаешь в тысячный раз, и уже, кажется, даже не страшно, тебя все равно что-то тянет сделать шаг назад. Это не профессия мечты. О ней не пишут в школьных сочинениях, о ней вообще принято «тактично» молчать. Эта работа тяжелая и грязная, но ее должен кто-то делать.
Тамара ШАВЕРДО,
фото с сайта http://caricatura.ru/
17 комментариев к записи Судмедэксперт: профессия, о которой не мечтают
Editor
20 мая 2013 в 18:06
Текст опубликован здесь http://www.respublika.info/projects/jurgazeta/
Елена
22 мая 2013 в 13:27
Кстати, я вот все детство мечтала именно судмедэкспертом стать правда, параллельно с желанием полететь в космос и журналистикой. Про судмед мечтала ровно до тех пор, пока в школе не началась химия…
Галина
22 мая 2013 в 18:14
Написано очень классно. Помню, дошла до фразы: “…казалось, что даже ткань умерла вместе с ними и мгновенно истлела” и уже не могла читать спокойно. Интересно заглянуть туда, где ни разу не был. Тамара молодец, мужественная, я бы не смогла, наверно.
Тамара
22 мая 2013 в 23:46
Елена, а я мечтала киллером, но папа сказал, что это плохо и я послушалась. Мышей, правда, в детстве вскрывала ( дохлых). ну , а если серьезно, то этот материал - первый, который разрушил все ожидания абсолютно! Я всегда записываю “предэмоции”, прежде чем делать репортаж или говорить с человеком. В этот раз я тоже записала, но мне не пригодилось ничего. Все оказалось слишком иначе….
Тамара
22 мая 2013 в 23:49
Одежда в самом деле была совсем “вышедшей из моды”. казалось, она пролежала десятки лет, хотя тело оказалось в коридоре не намного раньше того, как я зашла туда
Галина
23 мая 2013 в 0:32
Так “смертное” заранее собирают - ты и это заметила?! У многих есть “смертный чемоданчик”, и лежит там бельё годами и десятилетиями, некоторые меняют на новое, но не все. У меня вот вообще ничего не собрано Наши бабушки жили правильней, ей-богу.
Помню ажиотаж в 90-е: когда пожилую женщину нельзя было хоронить без панталон, и этих панталон нигде не было, хоть плачь. А надо ж только новое. Ей надёванные надели. До сих пор думаю: как она там, в надёванных панталонах?
Ульяна
25 мая 2013 в 13:01
Тамара, молодец! Интересно и не отвращающе описала такую тему) Я бы, наверное, туда даже зайти бы не решилась, не то что на вскрытие смотреть х)
Тамара
26 мая 2013 в 15:19
Спасибо, Ульяна!
Когда я вошла в первый раз, я захотела уйти. Уйти немедленно и бросить эту затею! Но я уже включила диктофон и не могла записать на него свою трусость.
Оля
7 августа 2013 в 12:55
Тамара, спасибо за статью!
Дело в том что мне хотелось бы стать судмедэкспертом, но я не много знала об этой профессии. И ваша статья помогла мне понять смысл и цель работы судмедэксперта, а так же положительные и отрицательные стороны этой работы. Теперь я узнала больше. Спасибо вам и Эдуарду Егоровичу!
Галина
9 августа 2013 в 13:19
Мне кажется, эта работа связана с криминалом. Всегда будут “неудобные” трупы, за которые люди готовы заплатить, чтобы изменить причину смерти или что-то еще. Вы готовы к этому, Оля?
Александра
14 февраля 2015 в 10:11
Я хочу стать судебно-медицинским экспертом,но моя семья этого не одобряет.Я сама решаю на кого я буду поступать.Пусть даже учиться на него нужно не мало времени.Я хочу помогать людям,хочу чего-то добиться.Раньше хотела работать в полиции,но все-таки как немного подросла решила стать суд.мед.экспертом.Появилось это желание в 6 классе (когда появилась биология),в 7 я записалась на кружок.Мы осматривали кости,органы и т.п. Мне это нравится.
Галина
14 февраля 2015 в 11:12
Александра, уважаю твой выбор! Это сложная профессия, но сейчас судмедэкспертиза ушла далеко вперед, накоплено много информации, изучай только.
Совсем недавно была на презентации книги “Судмедэксперты в Деле группы Дятлова” - видишь, им отдельную книгу посвятили, потому что у них один из ключей к разгадке тайны: почему группа погибла. У каждого судмедэксперта много интересных дел - наверно, как у журналиста собеседников. Так интересно - тело продолжает говорить и после смерти, надо только уметь увидеть и учуять. Терпения тебе на твоем пути!
Саша
17 июня 2015 в 23:49
Тамара! Большое спасибо за статью! Сейчас думаю о выборе будущей профессии и что-то не идет ничего. Посмотрела пару сериалов про смэ, но там все так легко и не сложно. Хочу, как и Вы, сходить в морг на “экскурсию” и хорошенько разобраться в этой профессии, а вы взяли хорошее интервью, где врач дал четкие понимания работы. Вы описали обстановку, настроение, основную концепцию и, конечно, немного рассказали о страхе врачей, как меняется их жизнь с годами. В общем, спасибо!
Екатерина
23 января 2016 в 16:38
Отличная статья! Вы очень хороший журналист. При том, что тема сама по себе отталкивающая, вы раскрыли её очень человечно, спасибо!
Галина
23 января 2016 в 17:00
Тамара - наша звёздочка, любую тему раскрывала небанально, а интервью всегда писала с авторскими отступлениями. Этому нельзя научить, она такая родилась. Сейчас учится в институте, давно ничего нам не присылала, к сожалению.
Госуслуги
9 сентября 2018 в 23:08
1 марта 1919 года в системе уголовного розыска РСФСР был создан Кабинет судебной экспертизы — первое экспертное подразделение в органах Внутренних дел. Тогда оно называлось Центророзыск. С тех пор 1 марта отмечают день эксперта-криминалиста.
Editor
10 сентября 2018 в 18:15
Ого, профессии скоро 100 лет!